– Какую гадость?! Я окошко сделал. Вы же сами говорили, что Вселенная – это дом для всего человечества!

– Действительно, говорила. Но…

– А кристаллик – модель Вселенной! Значит, тоже дом, только маленький. А какой же дом, если без окошка?

– Гм… Но если бы ты все испортил?

– Я же осторожненько…

Оба они – Лотик и мадам Валентина – смотрели теперь на цветочный горшок, в котором лежал Шарик. Тогда Шарик бросил импульс-анализатор в часы, отразил его от стекла на циферблате и направил обратно – чтобы увидеть себя.

Но его, Белого шарика, в горшке с геранью не было. За терракотовой кромкой торчал из влажной земли синевато-прозрачный кристаллик размером с огрызок толстого карандаша. И на одной из граней его горело сделанное из желтой фольги окошко. Будто на елочном домике…

Жутковатое чувство пустоты, падения, замирания испытал Шарик. Потому что было непостижимо: вроде бы есть он на свете и в то же время его нет…

… – Ты почему не отвечаешь? – обиженно теребил его Стасик. – Опять, что ли, импульсы ловишь в своем Кристалле?

– Подожди. Я вспоминаю…

«Лотик… Лотик… Лотик…» Ребята постарше звали его Головастиком…

Жутковатая пустота рассеялась. Выросли на ее месте башни города с тесными улицами, статуями рыцарей и звонкими трамвайчиками, бегущими по откосам городского холма… Картина за картиной, случай за случаем… Будто он, Шарик, сидит с Вильсоном в кинотеатре «Победа» и считывает импульсом с экрана полузнакомый фильм.

– Вильсон! Ты когда-нибудь слышал о городе Реттерхальме?

– Не-а… Где это?

Если бы знать где. И в какое время. И вообще – откуда все это? Может, просто сон?

Разве шарики могут, как люди, видеть сны?

И, кроме того, обычный сон – это ведь скомканное отражение того, что было.

А что же все-такибыло?

Чтобы не обидеть Вильсона и чтобы разобраться самому, Шарик попробовал рассказать то, что вспоминалось. Насколько мог связно и по порядку:

– Слушай… Неизвестно где и давным-давно был старинный город Реттерхальм. Это означает «рыцарский шлем». Там жила ученая женщина Валентина фан Зеехафен. Она изучала всякие науки… И вот она догадалась, что Вселенная – это громадный кристалл. И чтобы получше изучить его свойства, стала выращивать в цветочном горшке модель Кристалла…

– Разве так бывает?

– Значит, бывает… А у нее жил мальчик, сирота. Раньше его воспитывали три тетушки, но он удрал от них.

– Сильно обижали?

– Да нет, не очень. Но Лотик разозлился на них. Они сдуру подписали вместе с другими жителями города один глупый приговор, чтобы выгнать из города мальчика Гальку…

– Кого? Это же девчоночье имя!

– Полное имя – Галиен Тукк… Его обвинили там за что-то совсем несправедливо. Не помню за что… А он был другом Лотика… А потом этот Галька пробрался на вражеский броненосец, который шел по реке, чтобы обстрелять город…

– Разве тогда были броненосцы?

– Были. Старинные, с трубой, как у самовара, с большущей пушкой. Назывались – мониторы… Галька не дал бомбе упасть на город…

– Как не дал?

– Задержал в полете своим энергополем, он умел… А то бы она разнесла чуть не весь Реттерхальм…

– Как атомная?

– Может быть… Но он не дал. Всех моряков с монитора взяли в плен, а Гальке поставили в Реттерхальме памятник.

– Значит, простили его!

– Еще бы!.. Но он жителей не простил. И ушел из города вместе с капитаном монитора, когда того освободили.

– С врагом?

– Оказалось, что он не враг… В общем, я сам не все понимаю. Путается многое… Помню только, что Лотик потом отправился искать Гальку. Взял с собой его сестренку и ушел…

– И отыскал?

– Не знаю…

– Ну, тогда неинтересно… – Стасик не любил плохие и неясные концы в историях, книжках и кино. – А почему ты вспомнил про это?

– Само вспомнилось…

Эти воспоминания тянули за собой другие: обрывки разных событий, видения городов, которых не было в Стаськином пространстве… Но Лотик вспоминался чаще всего. Он поливал особым раствором вырастающий в цветочном горшке кристаллик, а тот следил за лохматым Головастиком с любовью и ревнивым интересом. А Шарик в своих воспоминаниях следил за ними обоими. И порой вживался в их дела настолько, что забывал о своей собственной природе. О том, что он – Белый шарик. Ему казалось, что он маленький кристалл, поселившийся под геранью, а потом сознание перемещалось, и он становился Лотиком. Человеческим ребенком из города Реттерхальма.

… – Дорогой мой, безрассудство, конечно, простительно детскому возрасту, но в известной доле. А ты переходишь допустимые пределы. Я всегда был снисходителен к твоим склонностям, ибо и сам в детстве позволял себе лишнее. Однако сейчас должен заявить: оглянись, голубчик, и скажи себе «стоп»… – Мужчина с румяным лицом и закрученными усами смотрел усмешливо и строго. Сидел он откинувшись в кресле и закинув ногу за ногу. Его круглый животик распирал красно-розовую атласную ткань полосатого жилета. Это был, безусловно, Красный шар.

Мальчик перевел взгляд с полосатого живота на побитые носки своих башмаков.

– Ну, чего я опять такого сделал-то?

– И ты еще спрашиваешь… – Лысовато-седой, тоже полный дядька в светлом костюме и круглых очках покачал головой. Он стоял у окна и смотрел на улицу, а не на мальчишку. Потому что смотреть на отпетого нарушителя порядка и приличий было, видимо, неприятно.

– Он еще спрашивает! – разом сказали две худые тетки в апельсиновых платьях. Они сидели рядышком – одинаковые, с прямыми спинами и высокими желтыми прическами. – Да за такие дела тебя следует засадить под замок на целую неделю!

– Фиг, – сумрачно сказал мальчик Шарик. – Я убегу.

Сморщенный старичок в бордовом халате со скрипом повозился в кресле-качалке, окутал себя дымом из трубки и прокряхтел, что «пора драть». И Шарик опять сказал «фиг».

Красный шар заколыхался в смехе:

– Ну-с, это любопытно. Куда же ты удерешь на сей раз?

– Все туда же! Да-да, понятно! – закудахтали Желтые тетушки-близнецы. – Опять к этому хулигану Вильсону!

– Почему это он хулиган? Вы его не знаете…

– И знать не хотим!

– Дело не в том, хулиган он или паинька, – вздохнул Большой Белый шар. – Я понимаю, если бы ты подружился с каким-нибудь шариком, пускай даже в самой отдаленной грани… А этот, как его… Стасик… он же пылинка, живущая на поверхности… даже не настоящего шара, а детеныша одного пожилого Желтого шарика. Мы все выяснили! Он обитатель какого-то непостижимо крошечного мира. А ты на проникновение в этот микромир тратишь чудовищную энергию!

– Вам-то что… – буркнул Шарик.

– Не смей грубить! – взвизгнули тетушки.

– Не надо волноваться, сударыни. – Большой Белый шар повернулся к мальчику всем своим грузным корпусом. Снял очки и замахал ими, отмеряя слова: – Дело не в нас, а в тебе, сударь мой. Ты расходуешь запасы энергии не-ра-ци-о-нально! Вопреки законам общего развития. И эти законы отомстят тебе. Когда наступит момент Возрастания – а он на носу! – окажется, что нужного жизненного запаса в тебе нет! Не накопил…

– Ну и что?

– А то, что останешься недоразвитым, – подал голос Красный шар. – Не дитя, не взрослый, а так…

– И не сможешь принести ни малейшей пользы Великому Кристаллу, – веско уронил Большой Белый шар самый тяжелый аргумент. – А в таком случае, зачем ты вообще на свете?

Шарик молчал, теребя галстук пыльной матроски. Он еще не знал, зачем он на свете. Может, как раз для того, чтобы дружить со Стасиком. И одна из Желтых тетушек догадалась о его мыслях:

– Он полагает, что его главная задача – общение с микробом…

«Сами вы микробы», – подумал Шарик. Нет, видимо, не подумал, а вырвалось вслух. Тетушки одинаково всплеснули руками. Темно-красный шарик выпустил дым, будто начиненное черным порохом и лопнувшее от взрыва ядро. Красный шар надул щеки.

– Ты, голубчик, в самом деле окончательно распустился!